«Хорошо, что я не снял этот сериал до того, как бросил пить»

Семисерийный проект Майка Флэнегана «Полуночная месса» повествует о жизни маленького городка под названием Крокетт-Айленд, в который после долгого отсутствия возвращается один из его обитателей — Райли Флинн (Зак Гилфорд). Он планировал спрятаться здесь от демонов своего прошлого, однако с прибытием в город харизматичного священника отца Пола (Хамиш Линклэйтер) все идет наперекосяк, и следом за возникновением необъяснимых чудесных событий герои шоу вынуждены столкнуться с тем, что любые чудеса имеют свою цену, а от прошлого убежать не так-то легко.
 
В недавнем интервью Флэнеган рассказал о том, как его собственный путь к трезвости повлиял на повествование в сериале, порассуждал о важных жизненных вопросах, которые он хотел затронуть в шоу, о том, как они с Линклэйтером создавали образ отца Пола, а также вместе с продюсером Тревором Мэйси порассуждал о роли религии в жанровых историях и о многом другом.

Майк, эта история кажется глубоко личной. Чем для вас отличался творческий процесс вокруг «Полуночной мессы» от других ваших проектов?
 
Флэнеган: Между ними очень большая разница. Главное отличие в том, что над «Полуночной мессой» я работал очень долго. Большинство других проектов, над которыми я работаю, приходятся на определенные промежутки времени, но «Месса» родилась даже раньше, чем «Окулус». Она существовала как роман. Она существовала как сценарий для полнометражного фильма. И как сериал — дважды, прежде чем мы его сняли. Самая большая разница для меня в том, что здесь я сосредоточился на включении в проект всего своего личного. Он вынашивался так долго и так радикально менялся, как менялся и я, что мне просто кажется, он был частью меня гораздо дольше, чем остальные.
 
Это, безусловно, самый личный из всех проектов для меня, поскольку он затрагивает многое из того, что я думаю о вере и религии, о том, что значит быть живым в этом мире, что, черт возьми, происходит, когда мы умираем, и прочие подобные вопросы. Он также был рожден из глубокой тревожности, от которой я страдал, пока не признал наличие проблем с алкоголем и не обрел трезвость. Часть моих прошлых работ тоже кричат об этих проблемах, но «Месса» — самая давняя, и она этим пронизана. Этот сериал очень долго был частью моей жизни, в то время как другие изолированы от нее и создавались в свои маленькие временные отрезки.

Мэйси: Это чистый Флэнеган.
 
Флэнеган: Да. Происходит нечто важное, когда что-то настолько личное становится как бы приглашением для других людей и оказывается для них более доступным. Я думал, сериал был глубоко личным для меня, но поскольку вопросы, лежащие в его основе, настолько универсальны, он стал глубоко личным и для Тревора, а также для сценаристов и актеров. Я думаю, мы все с чем-то боремся. Неважно, в какие пропасти мы падаем с нашими ответами, наши вопросы из разряда «Почему мы здесь? Какой смысл быть живым? Что происходит, когда мы умираем? Куда уходят люди, которых мы любим?» — они универсальны. Единственное, что разделяет нас как людей, — это ответы, которые мы придумываем на такие вопросы. А сами вопросы на 100% универсальные. Так что, хотя это очень личный проект для меня, похоже, он стал личным для многих людей.
 
Мэйси: Он похож на приглашение. Конечно, я чувствовал это, и я знаю, что сценаристы и актеры тоже. Мы надеемся, что зрители думают так же, потому что такие вопросы волнуют всех.

Майк, как человек, который сам находится на пути к трезвости, вам было тяжело создавать персонажа, проходящего через то же самое, или же вы сочли этот процесс катарсическим способом справиться с собственной проблемой?
 
Флэнеган: Я искренне благодарен за возможность поговорить на тему, которая очень важна не только для шоу, но и для меня. Отвечу — и то, и другое. Было очень страшно оказаться уязвимым, ведь я провел много лет в полном отрицании своих проблем с алкоголем. Но при этом и правда стал невероятным катарсисом шанс рассказать о том, где я был, когда прошел несколько шагов на своем пути. Шоу начинается с тревожности, которая, я думаю, представляет собой мой самый большой страх, если говорить о моем алкоголизме. Даже не то, что я разрушу свой брак, не то, что пострадают дети, карьера, дружба или что-то еще. Дело не в том, что я погибну в ужасной аварии, находясь за рулем в нетрезвом виде. Страшно было убить кого-то и остаться в живых самому. Вот самый кошмарный сценарий. И во всех вариантах это была первая сцена — и в книге, и в сценарии, во всех итерациях проекта... Настолько этот страх был во мне запечатлен еще задолго до того, как я признал всю серьезность моей проблемы.
 
Мы пытались запустить сериал в работу в 2014 году, до того, как я пришел к трезвости. Сейчас я рад, что тогда не вышло — не думаю, что я знал достаточно о том, о чем я говорил, чтобы снять проект должным образом. А вот с тремя годами трезвости за плечами получился совсем другой сериал. Тогда разговор был бы неполным. Одна из вещей, которая поразила меня, когда я впервые попытался протрезветь, заключалась в том, насколько религия была интегрирована в сообщество Анонимных Алкоголиков, в частности, в программу 12 шагов, и у меня была довольно сложная реакция на этот факт... Не знаю, слышали ли вы когда-нибудь о реабилитационной программе Rational Recovery, которая мне показалась очень увлекательной, посмотрите, если нет. Она действительно классная. Я хотел включить ее в шоу в качестве альтернативы АА, потому что у последних мне не нравилось, что выздоровление от алкоголизма было тесно связано с принятием христианства.

В любом случае, что и как бы ни работало, когда дело доходит до трезвости, это правильный путь. Я хочу четко проговорить эти вещи, и подобные разговоры я всегда вел в своей голове, чтобы потом в конечном итоге они оказались в сериале. Именно там они живут, как записи моего взгляда на трезвость в разные моменты моей жизни — в ее полной власти, в ее отрицании, а затем и в принятии. Этот сериал показывает мою уязвимость, но я горжусь тем, что вытащил такие вещи на белый свет. Я действительно смог сделать значимый шаг к трезвости только тогда, когда услышал истории других людей. В этом правота на стороне АА. В частности, меня вдохновили слова Стивена Кинга о его трезвости. Они на самом деле помогли мне воплотить в жизнь и свою трезвость. Я безмерно благодарен за то, что у меня есть платформа для того, чтобы говорить о таких вещах — на случай, если когда-то в будущем это сможет помочь кому-то еще...
 
Майк, как вы подошли к созданию самих собраний с точки зрения драматичности и противопоставлению взглядов Райли, Джо и Пола, который тоже по-своему является зависимым в том или ином виде?
 
Флэнеган: Сцены собраний действительно занимали важное место, я всегда чувствовал, что они были сердцем шоу. Наши герои имели дело с зависимостями, выздоровлением, с верой или отсутствием веры, поэтому было очень важно все это проговорить и правильно снять. Нельзя было снять Райли крупным планом, а затем показать отца Пола менее значимой фигурой. Нельзя было выделить одного из них и оставить в тени другого. Нам нужно было честно обыграть все представленные точки зрения. О чем я говорил в комнате сценаристов, так это о том, что все они как бы играют в шахматы против самих себя и пытаются вложить все свои усилия по обе стороны доски. Я подумал: «Вот лучший способ понять, как прописывать эти сцены. Единственный рабочий способ».

Речь шла о балансе в кадре. Любой ракурс, который мы выбирали для одного из персонажей, необходимо было так же использовать для другого, и они всегда должны были пересекаться друг с другом... Все должно было быть согласовано и симметрично. С точки зрения сценария получилось действительно здорово — нужно было несколько раз пройтись по сцене, поочередно представляя себя на месте каждого из персонажей. Обычно я начинал с отца Пола и пытался донести его точку зрения, откладывал все на день, а затем возвращался и начинал с нуля в роли Райли, пытаясь разоблачить отца Пола. Но потом я возвращался, снова играл отца Пола и пытался разоблачить Райли. Хорошая новость заключалась в том, что я так долго работал над «Полуночной мессой», что у меня есть записи версий этих сцен, которые я написал, когда был в самых разных состояниях. Могу сказать, что есть такие версии, в которых мои герои на протяжении многих лет спорят друг с другом. Было весело попытаться занять позицию, в которую я верил, а затем честно и искренне попытаться разрушить ее — думаю, это полезный опыт для всех нас.
 
Однако самое главное — такие сцены на 100% зависят от актерской команды. Нельзя сочинить 14-страничную сцену собрания АА, которая сработает без хороших актеров... В пятом эпизоде ты просто сидишь и смотришь на них... На съемках мы позволяли актерам делать все необходимое, зная, что они проведут нас через это. То, что вы, ребята, в итоге видите и чувствуете — их работа. Редактирования там было очень мало.

Мэйси: Отдаю должное Майклу Фимоньяри, нашему оператору-постановщику, который помогал создавать эти кадры. На бумаге, если я просто представлю вам 14-страничную сцену, где люди сидят в комнате и формулируют друг другу основные вопросы шоу, это может выглядеть немного скучно. Но Майк и Майкл должны были разработать другие механизмы...
 
Майк, ты невероятно усердно работал, переходя от проекта к проекту, и ни один из них не кажется легким ни с производственной, ни с эмоциональной точки зрения. Тебя беспокоит выгорание, или же работа, наоборот, терапевтична для тебя?
 
Флэнеган: Ответ положительный на оба вопроса. Меня беспокоит выгорание. Тревор беспокоится о выгорании. Кейт Сигел сейчас особенно переживает по этому поводу. В 2022 году я достиг потолка своих возможностей... При этом работа — невероятно катарсический опыт. Сейчас я устранил из своей жизни много пристрастий, по которым действительно скучаю, но от работы я избавиться не могу. Я такой трудоголик. Это единственный порок, который остался со мной, и в отсутствии других я полностью ему предался.

К тому же мне очень повезло, что я могу работать сейчас, в то время, когда мир оказался в таком дерьмовом состоянии, а рабочие места и стабильность людей постоянно находятся под угрозой. У меня всегда было чувство, что мне невероятно повезло и что мне лучше держаться за свою возможность, потому что я могу потерять это в любой момент. Также всегда существует опасение, что если ты действительно облажаешься с проектом, и все это увидят, другого проекта у тебя не будет. Поэтому мне нравится, когда следующий проект уже снимается до того, как выйдет предыдущий — если вышедший будет отстойным, никто не сможет помешать мне сделать тот, который уже находится в стадии подготовки.
 
Это безумие. Но я приближаюсь к тому моменту, когда становлюсь старше, и мои дети взрослеют, я устаю и очень хочу остановиться, сесть и просто сделать небольшой перерыв. Это вроде как в планах. Но каждый раз, когда я говорю что-то подобное, появляется новая возможность. Сегодня вечером, например, мы летим обратно в Ванкувер, чтобы готовить новое шоу. Это уже какая-то компульсия, если честно...

Где вы черпали вдохновение для вампирской тематики?
 
Флэнеган: Мой любимый фильм о вампирах — «Носферату» Вернера Херцога с Клаусом Кински. Думаю, эта картина — история о вампирах как высокое искусство. Еще обожаю «От заката до рассвета». Он всегда будет занимать отдельное место в моем сердце. И «Участь Салема».
 
Мэйси: Я хочу отдать должное, возможно, непопулярному «Интервью с вампиром».
 
Флэнеган: О, нет, «Интервью с вампиром» крутое.

Мэйси: Я люблю не только книгу, но и фильм по совершенно разным причинам.
 
Флэнеган: Я забыл про него. Это великий, великий, великий фильм. Я читал «Дракулу» достаточно молодым, чтобы он действительно запал мне в душу, а «Участь Салема» я прочел достаточно молодым для того, чтобы он окрасил огромное количество моих работ. Что мне нравится в вампирах как кинематографическом инструменте, так это то, насколько эта тема податлива. Мы все согласны с тем, что здесь нет особого канона и правил. Круто наблюдать, как люди сами выбирают правила, когда берутся за вампирскую тему. Я по-настоящему кайфую. Будь то «30 дней ночи» или «Американская история ужасов», всегда круто видеть, какие ингредиенты люди выбирают, как смешивают их во что-то интересное. Для меня Херцог стал тем, кто правильно использовал вампира, чтобы лучше всего сказать о человеческой природе. Я также думаю, что дизайн существа Клауса Кински идеален. Мы несколько раз отдали ему дань уважения, когда создавали нашего парня.

Вы ниспровергли не только кучу вампирских тропов, но и тропов злого священника. Каково было работать с Хамишем над образом отца Пола?
 
Флэнеган: Суть нашего шоу в целом заключалась в том, что, когда мы говорили о морали, системах верований, трайбализме и подобных вещах, мы постоянно возвращались к тому, что по-настоящему злые люди встречаются очень редко. У нас все намного сложнее. У героев есть недостатки, а у злодеев есть хорошие черты, и из-за этого трудно ориентироваться в людях. Было весело не просто сделать злого священника, не идти по этому пути... Человечность отца Пола была заложена в него относительно рано. Проект действительно начинался как гораздо более полярная битва между Райли, который был хорошим, и отцом Полом, который был плохим. По мере развития моего мировоззрения с годами грань между ними становилась все более и более размытой. Когда стало ясно, что отец Пол все еще может делать все те ужасные вещи, которые мне нужны для этой истории, оставаясь хорошим человеком с чистыми мотивами, я почувствовал, что мы должны показать это.
 
Большинство из нас не просыпается утром, собираясь сотворить что-то ужасное. Даже когда мы понимаем, что делаем ужасные вещи, мы держим в уме, что изначально хотели причинить добро... Вспомним, например, 6 января [2021 года, в этот день в США произошел штурм Капитолия — прим. LF]. Не думаю, что люди проснулись в тот день, сознательно желая сделать то, что они в итоге сделали. Они наверняка считали, что вели правильный бой. Добрые намерения и готовность верить во что-то могут искажаться, их можно использовать в качестве оружия, можно заставить хороших людей делать плохие вещи, — вот чем очаровывает наш сериал. Во всем шоу есть только один персонаж, которого я считаю злым, и это не отец Пол. Но и тут есть нюанс.

Мэйси: Отец Пол действительно интересен. Было бы легко про него сказать, что благими намерениями вымощена дорога в ад, но в его отношении есть более интересные вопросы, и Хамиш так хорошо с ними справился, — почему он все это делает и что он говорит при этом себе?.. Он действительно придал новое измерение этим двум вопросам, которые, как мне кажется, выходят далеко за рамки того, что было написано в сценарии...
 
Флэнеган: Отец Пол видит себя жертвующим многим, чтобы сделать что-то действительно хорошее для людей, о которых он заботится. Хамиш мгновенно настроился на эту волну и никогда не сходил с курса. Иногда он говорил: «Вот это оправдать уже труднее, но я с вами, я все понял». Вы еще не раз увидите его в наших работах, потому что Хамиш теперь член семьи.
 
Мэйси: В последний день съемок он появился на съемочной площадке, одетый в ростовой костюм ярко желтого цвета в форме груши, который снизу доходил ему до середины бедра, сверху покрывал голову, как верхушка фрукта, а его руки торчали по сторонам. Он ходил в таком виде, ничего не комментируя, а когда я спросил его: «Эй, Хамиш, как дела вообще?». Он ответил, и я не шучу, он так и сказал: «Я в отчаянии».

Майк, ранее вы говорили, что оставляете в своих проектах «хлебные крошки» для ваших детей, чтобы они потом, когда будут их смотреть, могли лучше вас узнать. На какую их реакцию вы надеетесь?
 
Флэнеган: Когда дело доходит до тех фундаментальных вопросов, о которых мы говорили в самом начале — что значит быть живым, что происходит, когда мы умираем, — я чувствую себя достаточно взрослым, чтобы по-настоящему в них разобраться. Если им когда-нибудь будут интересны ответы, они все здесь. Для меня то, ради чего существует сериал, — это монолог Эрин, которая умирает в конце... Для моих детей «Месса» — проект, благодаря которому они увидят большую часть меня...
 
Когда меня не станет, и они будут искать меня где-нибудь в моих работах, я надеюсь, что они заглянут сюда, потому что именно здесь я смог вложить большую часть себя и Кейт. Она тоже очень много вложила в сериал. Я никогда не видел ее такой уязвимой и незащищенной, какой она была, когда произносила свой последний монолог. Перед съемками той сцены ее трясло, она просто сходила с ума и была близка к тому, чтобы сломаться... Сериал стал своего рода капсулой времени. Надеюсь, когда придет время, я через него смогу сказать миру что-то полезное.

Источник: Collider